Криптономикон, часть 1 - Страница 121

121

— Каждая законодательная система сложилась из поправок, вносимых на протяжении столетий судебной и законодательной властью, — продолжает султан. — При всем уважении, они мало отвечают современным требованиям конфиденциальности.

Снова становится светло, в окна проглядывает солнце, экраны бесшумно втягиваются в потолок, и гости с некоторым изумлением обнаруживают, что султан стоит. Он подходит к большой и (разумеется) богато украшенной доске для го, на которой в сложном порядке расставлены черные и белые камешки.

— Быть может, приведу для сравнения го — хотя с тем же успехом подошли бы шахматы. В силу особенностей нашей истории мы, кинакутцы, одинаково хорошо владеем и той, и другой игрой. Вначале расстановка фигур проста и понятна. Однако игра развивается. Игроки, каждый в свой черед, принимают маленькие решения, каждое из которых понятно даже новичку. Однако в результате этих ходов расположение фигур меняется так, что лишь сильнейшие умы — или мощнейшие компьютеры — способны его постичь. — Говоря это, султан задумчиво смотрит на доску. Поднимает голову, поочередно заглядывает в глаза каждому из собравшихся. — Аналогия ясна. Законодательство в области свободы слова, телекоммуникаций и криптографии — результат череды простых, рациональных решений. Тем не менее, сегодня они настолько сложны, что никто не способен понять их даже в пределах одной страны, не говоря уже обо всем мире.

Султан замолкает и в задумчивости подходит к доске. Гости давно перестали кивать или записывать. Никто больше не разводит видимость, все слушают, гадая, что будет дальше.

Однако султан молчит. Он кладет руку на доску и резким движением смахивает камешки. Они сыплются на ковер, скачут по паркету, гремят по столу.

По крайней мере пятнадцать секунд длится тишина. Султан замер как изваяние. Внезапно его лицо проясняется.

— Время начать с начала, — говорит он. — Это очень трудно в большой стране, где законы сочиняют законодатели и толкуют суды, где за ними тянется хвост исторических прецедентов. Однако здесь — султанат Кинакута. Я — султан и говорю, что закон здесь будет предельно прост: полная свобода информации. Я отказываюсь от всякой административной власти над информационными потоками внутри страны и через ее границы. Ни при каких обстоятельствах правительство не будет совать нос в информационные потоки или использовать свою власть для ограничения этих потоков. Таков новый закон Кинакуты. Приглашаю вас, господа, им воспользоваться. Спасибо.

Султан поворачивается и под аплодисменты выходит из зала. Вот вам, ребята, основные правила. Можете начинать игру.

Доктор Мохаммед Прагасу, кинакутский министр информации, встает со своего места по правую руку от трона и принимается охмурять дальше. Если у султана выговор британский, то у него — американский: он защитил диплом в Беркли и диссертацию в Стэнфорде. Рэнди знает многих, кто учился и работал с ним в те годы. По их рассказам, Прагасу ходил в джинсах и футболке, а по пиву и пицце ударял, как любой немусульманин. Никто понятия не имел, что он — троюродный брат, и у него на счету несколько сот миллионов долларов.

Но то было десять лет назад. На встречи с эпифитовцами он приходит в костюме, держится строго, но без чинов: доктор Прагасу любит, чтобы его называли «Праг». Все встречи начинаются с обмена последними анекдотами. Потом Праг справляется об однокурсниках, большая часть которых работает в Силиконовой Долине. Интересуется, что знающие люди говорят о биржевых перспективах самых крутых хайтечных компаний. Вспоминает свои бурные деньки в Калифорнии, потом переходит к делу.

Никто из них не видел Прага в его настоящей стихии. Трудно сохранить серьезную мину — кажется, что твой однокурсник взял напрокат костюм и теперь выделывается на собрании бизнесменов. Однако торжественность доктора Прагасу впечатляет, чтобы не сказать давит.

Китайцы на противоположном конце стола — точь-в-точь маоистский вариант гранитного монумента с горы Рашмор; невозможно поверить, что они улыбнулись хоть раз в жизни. Все слушают синхронный перевод в наушниках, соединенных через чудо-стол с целой бойлерной переводчиков.

Внимание Рэнди рассеивается. Слушать Прага скучно: он говорит про технические вещи, до боли знакомые, и пытается разъяснить их через простейшие аналогии, понятные даже в переводе на пекинский, кантонский, японский или какой там еще. Рэнди начинает разглядывать гостей.

Вот делегация с Филиппин. Одного, пожилого толстяка, Рэнди точно когда-то видел, но не может вспомнить фамилию. Еще один участник переговоров входит позднее, без сопровождающих, и его сажают отдельно в дальнем конце помещения. Это может быть филиппинец с большой долей испанской крови, но скорее — латиноамериканец, или южноевропеец, или просто американец с соответствующими этническими корнями. Не успев сесть, он достал мобильник, набрал длинный-предлинный номер и что-то хрипло зашептал в трубку. Он постоянно косится на собравшихся, оглядывая каждого по очереди и шепча короткие описания в телефон. Сразу бросается в глаза его настороженность. Однако в этом человеке есть еще и мрачная надменность, которую Рэнди не замечает, пока черные глаза не упираются в него, как стволы. Рэнди от неожиданности не успевает отвести взгляд, и некая странная информация поступает ему от человека с сотовым телефоном по лучам черного света из черных глаз.

Рэнди понимает, что он и другие члены корпорации «Эпифит(2)» попали к разбойникам.

Рикошет

В день, когда Гото Денго проигрывает войну, над морем Бисмарка висит жаркая хмарь. Американские бомбардировщики снижаются и идут на бреющем полете. Гото Денго на верхней палубе: их вывели размяться и подышать. От свежего воздуха, не пахнущего сортиром и блевотой, накатывает эйфория. Очевидно, то же и с остальными, потому что самолеты летят довольно долго, прежде чем на кораблях начинают гудеть сирены.

121