Криптономикон, часть 1 - Страница 128

128

Необходимо совершать инспекционные облеты, поднимать боевой дух на передовой. У Ямамото есть дела поважнее, поэтому он старается уложить в один день как можно больше неизбежных мероприятий. На прошлой неделе он оставил свою флотскую цитадель на острове Трук и вылетел в Рабаул, чтобы на месте руководить боевой операцией: волной массированных авианалетов на американские базы от Новой Гвинеи до Гуадалканала.

Воздушные налеты вроде бы успешны. Уцелевшие пилоты докладывают о большом количестве потопленных кораблей, о целых американских эскадрильях, уничтоженных прямо на взлетной полосе. Ямамото заранее знает, что все эти донесения на поверку окажутся непомерным бахвальством. Большая часть самолетов не возвращается — американцы вместе со своими не менее гнусными родичами, австралийцами, хорошо подготовились к налетам. Однако и в армии, и на флоте полно честолюбцев, которые из кожи вон лезут, чтобы преподнести Императору хорошие новости, пусть даже и не совсем правдивые. В итоге Ямамото недавно получил поздравительную телеграмму от самого государя. Его долг — облететь на «Бетти» расположение войск, помахать в воздухе священной телеграммой, передать бойцам благословение Императора.

Ноги болят адски. У Ямамото, как у всех остальных в радиусе тысячи миль, тропическая болезнь — в данном случае бери-бери. Это бич японцев и особенно моряков, потому что они едят слишком много очищенного риса, слишком мало рыбы и овощей. Нервные волокна изъедены молочной кислотой, поэтому руки дрожат. Слабое сердце недостаточно сильно гонит кровь, и ноги отекают. Ему надо несколько раз в день менять обувь, но здесь слишком тесно — мешает не только фонарь кабины, но и меч.

Они приближаются к воздушной базе Императорских военно-морских сил на острове Бугенвиль точно по расписанию, в 9.35. Сверху проносится тень; Ямамото, подняв глаза, видит в опасной близости самолет сопровождения. Кто этот кретин? Тут перед глазами возникает зеленый остров и синий океан: «Бетти» входит в крутое пике. Другой самолет проносится с ревом, заглушающим моторы «Бетти», и хотя это лишь стремительный росчерк, мозг фиксирует странный двухвостый силуэт: П-38 «Лайтнинг». Насколько адмиралу Ямамото известно, на вооружении японских ВВС таких нет.

По рации доносится голос адмирала Угаки из второй «Бетти», летящей у них в хвосте: он приказывает летчику Ямамото держать строй. Впереди только волны, бьющиеся о берег Бугенвиля, да стремительно приближающаяся зеленая стена леса. Ямамото моряк, а не летчик, но даже он знает: если во время боя не видишь перед собой самолетов, значит, плохи твои дела. Алые вспышки прочерчивают небо и уходят в туманные джунгли, «Бетти» начинает сильно дрожать. Периферическое зрение наполняется желтым светом: горит мотор. Пилот держит курс прямо на джунгли: то ли самолет потерял управление, то ли летчик уже убит, то ли его гонит атавистический инстинкт — скрыться, скрыться среди деревьев!

Они на горизонтальном полете входят в джунгли и на удивление долго летят, прежде чем во что-нибудь врезаться. Потом самолет с размаху ударяет в ствол красного дерева, как раненая ласточка — в бейсбольную биту, и Ямамото ясно — это конец. Фонарь вокруг адмирала разваливается, меридианы и параллели ломаются и гнутся, но это уже не самое страшное, потому что весь самолет объят пламенем. Кресло выпадает из разбитого купола и летит в пространство. Ямамото стискивает меч, чтобы не выронить священный клинок, не опозорить себя в последние мгновения жизни. Одежда и волосы в огне: он метеором летит через джунгли, сжимая меч своих предков.

Внезапно он кое-что понимает. Американцы совершили невозможное, взломали их коды. Это объясняет Мидуэй, объясняет море Бисмарка, Холландию, все. Это объясняет, почему адмирал Ямамото, вместо того чтобы пить зеленый чай и упражняться в каллиграфии под сенью прохладного сада, летит через джунгли со скоростью сто миль в час, преследуемый тоннами горящего металлолома. Надо сообщить, чтобы сменили коды!.. Вот о чем он думает, прежде чем врезаться головой в стофутовый ствол Octomelis sumatrana.

Антей

Когда Лоуренс Притчард Уотерхауз впервые за несколько месяцев вступает на священный берег Альбиона, он с изумлением видит повсюду слабые намеки на весну. Местные жители выставили вдоль набережной вазоны с какой-то докембрийской декоративной капустой. Зрелище не греет душу, однако придает местности мрачно-друидический вид. Впечатление, что видишь отголоски некой культурной традиции, из которой вдумчивый антрополог способен вывести существование настоящих деревьев и лугов значительно дальше к югу. Здесь их заменяют лишайники, которые, поддавшись общему духу, оделись в лиловато-серое и зеленовато-серое многоцветье.

Они со старым приятелем-вещмешком тузят друг друга до самого вокзала и занимают место в «кукушке» на Манчестер. Часа два она разводит пары, и у Лоуренса есть время подумать.

Он работает над задачей из области теории информации, возникшей недавно в результате желания американского и английского флотов усеять атлантическое дно разбомбленными и торпедированными «коровами». Это толстые немецкие подводные лодки, наполненные топливом, провиантом и боеприпасами. Они болтаются в Атлантике, редко выходят на радиосвязь и служат плавучими базами снабжения, чтобы боевым подлодкам не возвращаться в порт для заправки и пополнения припасов. То, что их усиленно топят, хорошо для конвоев, но наверняка насторожит таких, как Рудольф фон Хакльгебер.

Обыкновенно, исключительно для проформы, союзники посылают самолет-разведчик, который якобы случайно обнаруживает «корову». Однако немцы, если отбросить их политическую слепоту, ребята башковитые и когда-нибудь уловку разгадают. Если мы и дальше хотим топить их «коров», нам нужно более убедительное оправдание.

128