— А есть военная сторона?
— Где-то на середине проекта Праг вдруг решил, что вся эта штука должна иметь защиту от бомб.
— Ничего себе. Случаем, не от ядерных?
— Думаю, сейчас он это объяснит, — произносит Том, подводя Рэнди ближе.
Кто-то только что спросил немецкого строителя, предусмотрена ли защита от ядерного взрыва.
— Суть в другом, — отмахивает тот. — Защитить от ядерного взрыва легко — конструкция должна всего лишь выдержать давление во столько-то мегапаскалей в течение короткого времени. Половина саддамовых бункеров была технически рассчитана на ядерное поражение. Однако, как доказали американцы, это не спасает от проникающих снарядов точного наведения. Вероятность их использования выше, чем вероятность ядерного удара — участие султана в ядерном конфликте пока не предполагается.
Это самое смешное из всего, что сказано за сегодняшний день. Раздаются смешки.
— По счастью, — продолжает немец, — скала над нами гораздо прочнее, чем железобетон. Мы не знаем проникающих снарядов, которые могли бы ее пробить.
— Как насчет научно-практических изысканий, которые американцы провели в Ливии? — спрашивает Рэнди.
— А, вы про нефтеперегонный завод? — неуверенно произносит немец.
Рэнди кивает.
— Там такая хрупкая порода, что ее можно разбить молотком, — говорит немец. — Здесь мы имеем дело с совершенно другой породой.
Рэнди переглядывается с Ави, у которого на лице написано «Молодец!», и уже собирается ухмыльнуться, но тут ловит на себе чей-то взгляд. Он оборачивается и встречается глазами с доктором Прагасу. У министра информации непроницаемое выражение лица, близкое к оскорбленному. Многие люди в этой части мира съежились бы под взглядом доктора Мохаммеда Прагасу, но для Рэнди он просто свой брат-компьютерщик.
Поэтому он смотрит прямо в глаза Прагу и ухмыляется.
Праг готов пригвоздить его взглядом. Засранец, ты подловил моего немца, за это ты умрешь! Однако убийственный взгляд не удается. Праг отводит глаза, отворачивается и подносит руку ко рту, как будто гладит бородку. Вирус иронии распространен в Калифорнии, как герпес, и, проникнув в мозг, остается там навсегда. Люди вроде Прага могут вернуться домой, сбросить кроссовки и молиться на Мекку пять раз в день, но бессильны истребить в себе эту заразу.
Экскурсия длится еще часа два. За время, что они были внутри, температура снаружи увеличилась вдвое. Едва они выходят из-под экранирующих сводов, разом начинают звонить десятка два сотовых и пейджеров. Ави с кем-то коротко и отрывисто говорит, потом дает отбой и собирает эпифитовцев к машине.
— Маленькая перемена в планах, — говорит он. — Надо обсудить одно дело, — и называет водителю какое-то незнакомое слово.
Через двадцать минут они гуськом входят на японское кладбище, зажатые между двумя потоками скорбных престарелых туристов.
— Любопытное место для собрания акционеров, — говорит Эберхард Фёр.
— Учитывая, с кем мы имеем дело, и допуская, что все наши номера, машины и ресторан в отеле прослушиваются…
Все замолкают. Ави ведет их по гравийной дорожке в укромный уголок сада.
Останавливаются в углу высокой каменной стены. Бамбуковая роща отделяет его от остального сада. Ветер умиротворяюще шелестит листьями, но практически не охлаждает потные лица. Берил обмахивается картой Кинакуты.
— Только что позвонила Энни-из-Сан-Франциско, — говорит Ави.
Энни-из-Сан-Франциско — их адвокат.
— Там сейчас… семь вечера. Перед концом рабочего дня к ней в офис вошел курьер, только что из Лос-Анджелеса, и вручил письмо из конторы Дантиста.
— Он подает на нас в суд, — говорит Берил.
— Он вот настолько от того, чтобы подать на нас в суд.
— За что?! — кричит Том Говард.
Ави вздыхает.
— В определенном смысле, Том, это не важно. Когда Кеплер считает, что в его интересах подать тактический иск, он находит предлог. Нельзя забывать, что речь не о правовых вопросах, а о тактике.
— Нарушение контракта? — предполагает Рэнди.
Все смотрят на него.
— Ты что-то знаешь, чего не знаем мы? — спрашивает Джон Кантрелл.
— Просто предположил, — мотает головой Рэнди. — В контракте сказано, что мы должны информировать его обо всех изменениях в ситуации, которые могут серьезно отразиться на деловом климате.
— Ужасно расплывчатая формулировка, — укоряет Берил.
— Я перефразирую.
— Рэнди прав, — вставляет Ави. — Суть иска в том, что должны были сообщить Дантисту о кинакутских делах.
— Но мы же не знали! — возмущается Эб.
— Не важно. Помните, что иск — тактический.
— Чего он хочет?
— Напугать нас, — говорит Ави. — Завтра или послезавтра он пришлет другого адвоката в роли доброго следователя, и тот сделает нам предложение.
— Какое? — спрашивает Том.
— Думаю, Кеплер хочет оттяпать от нас кусок. Ему нужна доля в нашей компании.
Все светлеют, кроме самого Ави: он почти все время сохраняет маску холодной сдержанности.
— Так что это плохая новость, хорошая новость, плохая новость. Плохая новость номер один: звонок Энн. Хорошая новость: после того, что случилось в последние два дня, «Эпифит» стал таким лакомым кусочком, что Кеплер готов драться за наши акции.
— В чем вторая плохая новость? — спрашивает Рэнди.
— Очень просто. — Ави на секунду отворачивается, проходит несколько шагов, пока не упирается в каменную скамью, потом снова оборачивается к остальным. — Утром я сказал, что сейчас «Эпифит» стоит достаточно, чтобы выкупить ваши доли за приличные деньги. Вы, вероятно, сочли это хорошей новостью. В определенном смысле так оно и есть. Однако маленькая и ценная компания в мире бизнеса — это яркая красивая птичка в джунглях, весело распевающая на ветке, так что слышно за много миль. Она привлекает питонов. — Ави на мгновение замолкает. — Обычно льготный период дольше. Вы набираете цену, но у вас есть время — недели или месяцы, — чтобы занять оборонительную позицию, пока питон еще не обвился вокруг ствола. В этот раз мы набрали цену, сидя практически над питоном. Мы уже ничего не стоим.