— Здесь говорится, что вы — гун-хо.
— Сэр! Так точно, сэр!
— И что бы это значило?
— Сэр, это китайское слово! Там есть один коммунист, Мао, у него армия. Мы с ними дрались, и не раз, сэр! Гун-хо — их боевой клич, значит «все вместе» или вроде того, сэр, и когда им вмазали, сэр, мы украли их боевой клич, сэр!
— Значит ли это, что вы обазиатились, как другие китайские морские пехотинцы, Шафто?
— Сэр! Напротив, сэр, как, думаю, видно из моего личного дела, сэр!
— Вы правда так думаете? — с сомнением говорит майор. — У нас тут рапорт о телеинтервью, которое вы дали одному солдату, лейтенанту Рейгану.
— Сэр! Морпех извиняется за возмутительное поведение во время интервью, сэр! Морпех подвел себя и своих товарищей, сэр!
— Вы не хотите представить оправдания? Вы были ранены. Контужены. Накачаны морфием. Страдали от малярии.
— Сэр! Это не оправдание, сэр!
Майор и полковник обмениваются одобрительными кивками.
Все эти «сэр, есть, сэр», которые покажутся собачьей чушью любому мало-мальски вменяемому штатскому, исполнены для Шафто и офицеров глубокого и внятного смысла. Как у многих, у Шафто поначалу были нелады с субординацией. Конечно, он вырос в семье потомственных военных и многое впитал с детства, но в жизни это оказалось куда труднее. Теперь, пройдя все стадии воинского существования, кроме завершающих (насильственная смерть, трибунал, увольнение в запас), он понимает культуру в ее сути: как систему этикета, которая позволяет группе людей жить бок о бок многие годы, переправляться на край света и выполнять буквально черт-те какие задания, не прикончив друг друга в процессе и не рехнувшись окончательно. Крайняя формальность, с которой он обращается к офицерам, несет в себе важный подтекст: ваша забота, сэр, решить, что от меня требуется, моя забота, сэр, это исполнить. Все эти мои «гун-хо» означают, что, когда вы отдадите приказ, я не стану приставать к вам с вопросами, а вы, сэр, со своей стороны, не стойте над душой и не морочьте мне голову вонючей политикой, которой вы тут пробавляетесь. Такая готовность без колебаний выполнить приказ — тяжелейшее бремя ответственности для любого мало-мальски вменяемого офицера. Шафто не раз видел, как у зеленых лейтенантиков начинали гнуться коленки, когда видавший виды боец просто стоял перед ними и бодро отвечал: «Есть, сэр!»
— Лейтенант Рейган жаловался, что вы все время пытались рассказать ему историю про ящерицу, — говорит майор.
— Сэр! Так точно, сэр! Исполинская ящерица, сэр! Занятная история, сэр!
— Не важно, — говорит майор. — Вопрос в том, следовало ли рассказывать ее в данных обстоятельствах?
— Сэр! Мы двигались вдоль побережья, чтобы отрезать нипов от места высадки «Токийского экспресса», сэр!.. — начинает Шафто.
— Отставить!
— Сэр! Есть, сэр!
Наступает полная тишина, которую нарушает полковник:
— Мы показали ваши утверждения психиатрам, Шафто.
— Да, сэр!
— Они утверждают, что вся эта история с ящерицей — классический пример замещения.
— Сэр! Не будете ли вы так любезны объяснить, что это за штука, сэр?
Полковник краснеет, поворачивается к окну, смотрит на редкие машины.
— Ну, у них выходит, что никакой исполинской ящерицы не было. Что вы убили того япа в рукопашном бою. А воспоминание о ящерице — на самом деле ваше подсознание, которое вылезает наружу.
— Подсознание, сэр!
— Что у вас в голове есть подсознание, и оно дало вам силы убить япа голыми руками. А потом ваше воображение придумало исполинскую ящерицу в качестве объяснения.
— Сэр! Вы говорите, что ящерица просто моя фантазия, сэр!
— Да.
— Сэр! В таком случае позвольте узнать, как этот нип оказался наполовину обглодан, сэр!
Полковник кривится.
— Ну, сержант, к тому времени, как вас нашел береговой наблюдатель, вы пробыли в бухте с мертвыми телами три дня. А в тропиках, где жуки и все такое, уже нельзя сказать, обглодала его исполинская ящерица или по нему прогнали газонокосилку, если вы понимаете, о чем я.
— Так точно, сэр!
Майор возвращается к рапорту.
— Этот Рейган утверждает также, что вы неоднократно отпускали оскорбительные замечания в адрес генерала Макартура.
— Сэр! Так точно, сэр! Этот сукин сын ненавидит Корпус, сэр! Он хочет, чтобы нас всех перебили, сэр!
Майор и полковник переглядываются. Очевидно, они только что пришли к какому-то общему решению.
— Поскольку вы хотите продлить контракт, в нормальных обстоятельствах вас бы отправили разъезжать по стране, поднимать боевой дух и агитировать молодых людей вступать в Корпус. Однако история с ящерицей ставит на этом крест.
— Не понимаю, сэр!
— Отдел комплектования получил ваше личное дело. Они видели рапорт Рейгана. Они боятся, что на параде в День Поминовения в Малом Жопасрауне, Арканзас, вы внезапно начнете рассказывать про исполинскую ящерицу, перепугаете всех до потери пульса и подорвете военные усилия.
— Сэр! Разрешите…
— Не разрешаю, — говорит майор. — Я даже не буду касаться вашей одержимости генералом Макартуром.
— Сэр! Генерал гробит…
— Отставить!
— Сэр! Есть, сэр!
— У нас другое дело для вас, морпех.
— Есть, сэр!
— Вы поступаете в весьма исключительное подразделение.
— Сэр! Рейдеры морской пехоты и без того весьма исключительное подразделение весьма исключительного Корпуса, сэр!
— Я о том, что назначение будет… необычным. — Майор смотрит на полковника. Полковник сует руку в карман, бренчит монетами, трогает щеку, проверяя, чисто ли она выбрита.
— Назначение не совсем в Корпус морской пехоты, — говорит он. — Вы войдете в особое международное подразделение: взвод американских морских пехотинцев и рота британских ВДВ под общим командованием. Бывалые черти, каждый показал, что способен выполнить любое задание в любой обстановке. Это ведь верно вас описывает, морпех?